Было ли страшно? Ху'ИнТау не знал; уже терялся различать страх и не-страх. Просто... просто сейчас всё было по-другому. Не так, как в повторявшейся из раза в раз бесконечности, и что делать... Если честно, мальчишка не знал. Пускай его и готовили как могли, пускай разумом и пережитым уже давно не был ребёнком, коим оставался из-за игры Бездны, будь она неладна.

Он не видел дождя; не то чтобы никогда, но когда видел - уже забыл. В сражениях и побегах таковой если и бывал, то принц не помнил: слишком занят был другими делами. Выживанием; своим и отцовским. Не упускать из виду и не терять последнее родное и знакомое, учиться и учить. Переживать из раза в раз. Переставать задаваться вопросом, кто был кем до того, как обернуться... этим; и не слушать, что они говорили, даже если со временем - на чёрт пойми каком кругу - начал понимать, что значили эти преображённые звуки когда-то родного языка.

Он не видел монстров. Если честно, вообще никого не видел, и это вызывало почти панику.

Ему хватило того, что воздух тут был иным; дышалось иначе. Ему хватило того, что даже несмотря на облака тут словно было бы светло, словно бы за ними что-то имелось. Ему хватило того, что сказал и как повёл себя отец, пораженный и начавший увядать здесь еще более заметно, чем в Бездне. С излишком стало того, что отец отсюда испарился, оставив мальчишку в мире, не переполненном ни магией, ни монстрами, ни тьмой, ни бесконечной, безостановочной борьбой за выживание. И сколько бы его, наследника того, что по словам Императора когда-то получит шанс благодаря своему уникальному, избранному наследнику, последней надежде, готовили к этой разлуке... Чёрт подери, это всё-таки являлось страхом, да?

Мальчишка совершенно растерян. Это не привычный ему мир, это слишком далёкие отголоски жизни, о которой успел подзабыть. Что делать, куда идти, с чего начать и... что вообще жалкий мальчишка способен сделать?

Он укрывался в каком-то старом сарае, периодически потирая перевязанный глаз: тот отчего-то пульсировал и вредничал сильнее обычного, вводя в ещё больший ступор и практически выступая панику. А может даже хуже того.

Ху'ИнТау был настолько растерян, настолько вне уюта и того, что для него стало нормой и привычкой, что все его рефлексы разом не сработали, когда оказался обнаружен неким статным рыжим мужчиной. Тот что-то спрашивал, говорил, уточнял, а мальчишка... Чёрт подери, едва ли что-то разбирал. В памяти невольно всплывали обрывки из речи матери, знакомыми вкраплениями, коих, впрочем, недостаточно для понимания; матери не стало слишком давно, ещё до вечности, и  Мокью не в состоянии вспомнить. Он слишком растерян и слишком поражен встретить человека.

Ч е л о в е к а .

Не стал отнекиваться или сопротивляться, когда ему предложили, кажется, помощь, сняв большую накидку и устроив поверх его - оказывается - промокших плеч, а после уведя в какую-то конструкцию на колёсах. У Ху'ИнТау не имелось причин не идти; у него, кажется, теперь не имелось вообще ничего во всём белом свете. Потому и пошёл. Это не монстр. Как отец и говорил. С остальным разберётся; теперь не имелось иного выбора. Мальчишке не привыкать, что иначе бывает он просто забыл.

Мужчина привёл его в какой-то особняк, окруженный витиеватыми растениями, и провёл вовнутрь, дав какие-то распоряжения разодетой женщине. Не монстр. Опять.

Принц молчал, разве что хлопая ярко-синим, словно бы заключавшим в себе целый калейдоскоп кристаллов глазом, внимая, наблюдая, слушая. Пытался разобраться, пытался успокоить часто и громко стучавшее сердце. Иногда кивал, а несколько раз даже что-то ответил: так и то, что знал на своём языке, на языке монстром, на остатках того, что осталось от матери и чьи слова пытался напоминать отец, говоря, что принцу надо запомнить, это пригодится.

Мужчина попытался вновь что-то расспросить, но в ответ получил очередное: "КаэЙа. Дрянс у... Я. КаэЙа. Я." После же куда-то удалился, то ли устав, то ли занявшись делами, то ли еще что. К тому моменту женщина принесла мальчишке сухую одежду, с откровенным любопытством его рассматривая (что взаимно). Привыкший же всё улавливать (иначе не выжить) слух обратил внимание на шум за дверью комнаты. Там сначала был голос того мужчины и кого-то ещё, а после шевеление за дверью. Ещё несколько минут и женщина ушла, а мальчишка так и остался сидеть на мягком диване, ещё не высохший и замотанный в покрывало. Мягкое.

О, это, конечно, восхитительно - то, насколько она на грани. На грани, куда поместил её он сам.

Когда-то, он мог метать в него злые слова, что дротики - мог бы и настоящие дротики, право, - и та версия Доктора, та его инкарнация, только-только узнавшая, что его лучший враг, худший друг пережил Войну; что хоть кто-то её пережил; что он, Доктор, оставил в живых хотя бы кого-то из своего (ха!) народа, лишь расправила бы плечи, чтобы было проще целиться. Мастер мог сжигать, убивать, устраивать диктатуру на всей его любимой вшивой планетке, разрывать Паутину времени голыми руками - и всё равно получал прощение, которого не хотел, и любовь, которая на деле была лишь глубоким отражением вины, а потому ничего, ничего не стоила. В том Докторе, с этим его "подставь другую щёку", было порядком от смешного земного божка. Только если Иисус любовью и жертвенностью без границ искупал грехи всего человечества, то Доктор в случае с Мастером - о, определённо свои. И оттого его терпение с ним было как будто бы безгранично.

Не теперь. Теперь ей достаточно одной колкой шутки, чтобы за светлыми локонами сорвало резьбу - и Мастер, всё ещё не вполне понимающий, где находится, с дымом в голове и лёгких, позорно застигнут врасплох, когда она хватает его за грудки и встряхивает, и снова; на какой-то миг всё его равновесие - в её руках, и земля под его ногами плывёт то ли от угара, то ли силы ненависти в её глазах, которая почти буквально сбивает с ног.

Но уже в следующую секунду Мастер находит - себя и почву под ногами. И хрипло, покорёженно смеётся, пока в его глазах плещется, неразбавленной, горькая, чёрная злоба.

"Ошибку", она говорит. Ошибку. Одно это слово - как и вечно, как и всегда, - отдаётся болью и обидой в его сердцах. Теперь она жалеет о том, что не убила его тогда. Теперь она об этом жалеет! Он дал ей в руки возможность закончить это всё, для них обоих, навсегда - и что? Столько раз прежде Доктор нажимал на курок, буквально и метафорически, зная, что убивает, или, наоборот, давая уйти, - и Мастер... Мастер почти верил в эти моменты, идиот, что это хоть что-то значит. Но стоило покровам спасть, как обнажилась суть Доктора, какой она всегда была. Ей не хватило даже порядочности в этот раз нажать на курок самой.

Он хочет было ткнуть её в это тоже - вроде как, "Не вышло бы, ведь здесь нет никого, чьей жизнью ты могла бы пожертвовать", - но его хриплый смех вдруг обрывается, резко переходя в такой же тяжёлый кашель: проклятый Сайбириум, используя его тело для передвижения, как грибной паразит - выеденный им же труп жука, не подумал воспользоваться обходной дыхательной системой, чтобы избежать отравления Мастера угарным газом; не подумал даже просто задержать дыхание, на что тело Повелителя времени было способно в течение полных нескольких минут.

Открытие не делает Мастера душевнее. Всё ещё кашляя, он изо всех сил отталкивает от себя Доктора, чуть ли не рыча:

- Что я наделал? Что ты наделала! Ты... - Он с усилием набирает в горящие лёгкие больше воздуха и тратит весь его на то, чтобы выплюнуть ей в лицо: - Это всё твоя вина!

Имея в виду Сайбириум, свою потерю контроля над ним, но на самом деле - действительно всё. Всё плохое в его жизни было по вине Доктора. Вся его жизнь была по вине Доктора. И она посмела не дать ему избавления хотя бы от этого.

В то же самое время, сквозь отчаяние и ярость, та часть его мозга, что сохраняет научное хладнокровие, наконец замечает ему: мы всё ещё не знаем, что именно произошло. Тогда как Доктор - очевидно в курсе. И будь ситуация хоть на толику иной, он бы никогда не опустился до этого, никогда не признал бы, что осведомлён меньше; что всё это - чем бы оно ни было - не часть его коварного и, вне всяких сомнений, идеально продуманного плана.

Но его руки в крови, его лёгкие с трудом выкачивают из себя дым, он всё ещё понятия не имеет, за чьей жизнью пришёл в этот раз, - а, меж тем, Сайбириум может вновь захватить контроль в любой момент. И тогда он так и не узнает. (И Доктор тоже, но о другом.)

Поэтому он отводит глаза и, глядя исподлобья и в сторону, нехотя спрашивает:

- Но... что я всё-таки сделал?

Лоулайт резко наклоняется к иностранцу и совсем "незаметно" пронзает взглядом своих внимательных глаз, цвета жженого кофе, пытаясь понять, врет ли тот. Если врет.. Черт, это будет слишком очевидно! Эл умел "читать" по выражениям лиц людей то, что ему нужно. Нет, лжецы попадались. И крутые. Этакие.. "со стажем". А что до иностранца. На вид вполне добродушный мужчина, почему-то не вызывает какого-либо недоверия. И что же в итоге? Судя по взгляду, Бенуа лишь диву давался, какие японцы "странные" в своих действиях. И что он там бормочет? Что у нас так.. принято? Ну конечно. Вот так сходу на тебя поворачиваются и пристально смотрят, следя за эмоциями и улавливая каждую деталь.
Да тут кто угодно бы удивился.

— О, прошу меня простить. Нет, не принято. Мне просто показалось кое-что странным. А в своих размышлениях я часто брожу, делая что-либо и не замечая никого вокруг. О, а позади вас весьма любопытная картина. Уэйн Тибо. Этот художник был тем еще любителем рисовать десерты. Более двадцати картин — торты, пирожные. Но это ведь не оригинал, само собой. Я видел больше, когда Кэтлин Фриман, которая вышла в финал в 2019 году, сделала на сам конкурс несколько тортов, словно бы сошедших с картин Тибо. Тогда еще была выставка оригинальных картин, в месте проведения конкурса. В третьем раунде одна из картин бесследно исчезла, хоть и должна была отправиться после съемок на аукцион, где ее бы несомненно купили за баснословные деньги. Впрочем, как и все его картины, расходящиеся, как домашние пирожки. (А в данном случае — торты). Они хотели рекламу, а получили пропажу. Конкурс закрыли, соответственно. Рейтинги были высокие и трансляция была не по одному каналу, да еще и не раз. Но такая ситуация, что творится сейчас — что-то новенькое, — Эл делает несколько шагов назад, беспардонно присаживаясь на единственный стул, свободный от вещей и прочего хлама, — одно дело, когда картина пропадает, а другое — люди. Забавно, но.. То дело ведь так и не раскрыли. С пропажей картины. Как и не был в том самом году объявлен победитель. Я бы сказал, что сэкономили на призе. Но я был далек от того дела и утверждать что-либо без предъявления доказательств не могу, — парень задумчиво чешет затылок и обреченно вздыхает, — хорошо, я вас понял. Кажется, что вы на самом деле ничего не знаете. Это все усложняет. Ватари, записал? —  спрашивает брюнет, задумчиво осматриваясь по сторонам.

— Ничего не упущено, — выдает Ватари, дописывая что-то себе в тетрадь и переводя свой взгляд на детектива. Лоулайт же явно хотел задать кондитеру ещё несколько интересующих его вопросов, как в их беседу вмешивается вбегающий в гримерку мужчинка. Эл  оценивающим взглядом осмотрел нарушителя их милой беседы.

Судя по виду, один из организаторов или же режиссёр. Весь такой важный, в очечах с золотой оправой. О, а ведь не дешёвка! На бейдже красовалось большими буквами просто "Кенни" — А вы что тут делаете? Вас не предупредили? —  ишь как глаза-то выпучил. Юноше этот тип уже не нравился, еще с порога.

— Не предупредили.. о чём? — Эл спокойно скрещивает руки на груди, закинув одну ногу на другую и всем своим видом показывая: он никуда не собирается уходить. Да и кто-то тут явно мешает.
Неприятный мужик смотрит на него и стремительно краснеет, как тот Юджин Крабс из «Спанч Боба». Ноздри его вздуваются, а губы вздрагивают от неприкрытого раздражения. Спасибо мужик, теперь ты стал ещё более неприятным, чем был "до", — Через пять минут съёмка. Посторонним покинуть помещение!  — бросает в них злобно этот важный "недоКрабс" и уходит, в непонятной спешке покидая гримерку и хлопая дверью.

Лоулайт пожимает плечами. Пять минут -  так пять минут, он никуда не торопится. Спустя пять минут по громкоговорителю объявляют, чтобы участники шоу вышли на съёмочную площадку. Детективу их идея не нравится, как и то, что его пытались столь "нежно" выпроводить. Не ясно, что там можно продолжать снимать, когда происходит не пойми что. И еще этот вопрос мужичка все крутился в голове. От чего Эл, недолго думая, шепотом произнес: — ну-с, ждем.
Пока ему не дадут нормальные ответы, он из гримерки никого не выпустит, да и сам не вылезет. Подвергать опасности людей? В определенной ситуации он мог бы, конечно. Если бы ситуация того требовала. Сейчас же он доверял своему чутью.
Кстати, о чутье. Его нос уловил странный запах, отдаленно напоминающий запах.. э-э, порченого мяса?
А разве тут не конкурс на звание лучшего кондитера?! Не сходится.

Хотя, мясной торт — тоже торт.

— Ничего не чувствуете? Рядом с нами что, помещение хранения продукции для съемок или общего пользования съемочной группы? — обращается он к Бенуа. В ответ слышит лишь, что тот не имеет представления о том, что там вообще конкретно хранится, однако знает, что там есть холодильники для быстрой заморозки.

Сколько уже времени прошло? Минут десять? Кажется, что у кого-то закончилось терпение, потому что везде резко вырубился свет.
— Чем дальше — тем веселее, — спокойно произносит детектив и подходит к Ватари, протягивая руку. Тот же в свою очередь протягивает ему кнопочный телефон, заблаговременно включив на нем фонарик. И как он за столько лет научился понимать его без слов? Кто бы знал, — да будет свет! — восклицает детектив, направляя телефон и освещая присутствующих, будто проверяя.. все ли на месте. Ну мало ли, вдруг еще пропадут. А ему только мистики для полного счастья не хватало, — не теряемся, идем разведывать обстановку. Как-то слишком тихо стало, — заявляет Эл командирским тоном и направляется на выход из окутанной тьмой гримерки, в не менее темный коридор. Еще недавно, тут было оживленно, а теперь тишина. Стоило им выйти, как убийственно тошнотворный запах ударил в нос с большей силой.

— Там определенно кто-то сдох, — изрек брюнет свою мысль, полную оптимизма и решительным шагом направился в сторону тех холодильников, светя фонариком впереди себя. Сами холодильники были чем-то обклеены. Направив свет на надпись, Лоулайт прочел вслух: — "Реквизит для съемок. Количество: 29 штук.. "

Запашок явно шел оттуда.

Холодильники судя по всему были выключены раньше, чем свет потух. Кое-как открыв один, Эл заглянул туда и не увидел ничего толком. Что-то темное. А что? Он не нашел варианта лучше, чем засунуть туда руку, перед сим натянув перчатку. Мягкое, влажное.. Нет, даже склизкое. Он вытаскивает это "нечто", светит на него фонариком и выносит свой окончательный вердикт:

— Это сердце, — Лоулайт протягивает находку, показывая ее Ватари и самую малость истерически смеясь,— не человеческое, разумеется. Свиное, скорее всего. Очень даже похоже, если не присматриваться. Их тут довольно много. Если верить надписи.. 29 штук. Судя по запаху, кажется, что еще и подверглись неправильной разморозке. В последствии чего, просто подохли. Я конечно понимаю, что скоро День святого Валентина, но чтобы к нему ТАК готовились.. Подобное я вижу впервые. Р — Романтика. И как вам реквизит.. в количестве, равном тому, сколько конкурсантов "исчезло"? Не знаю, что они задумали, но кажется, история подобна той, произошедшей в 2019 году. Ведь тогда рейтинги взлетели, победитель объявлен не был, так как было открыто дело о пропаже картины. Как и не было объявлено во всеуслышание, чем все в итоге закончилось. Паззл начал собираться. Думаю, что нам здесь больше делать нечего. Тут уж будет разбираться отдел специального назначения. Ватари, когда будем в штаб-квартире, не забудь напомнить, чтобы я набрал сразу Миямото. Я не знаю, кого в этом районе они подкупили, чтобы подобная шутка сошла им с рук. — Эл играючи подкидывает сердце одной рукой и то с весьма неприятным звуком шмякается обратно — в холодильник.

Свет врубают. Вот же ж вовремя. Выкинув грязную перчатку в мусорное ведро, он протягивает руку Бенуа.

— Рад был знакомству с вами. Участвовать в этом цирке или же нет — решение ваше. Я уже понял, что вы и вправду ни о чем не знали, судя по тем эмоциям, что я видел.. наполненным искренностью, — улыбаясь, Эл пожимает иностранцу руку, оставляя в ней визитку, — у меня есть ваш номер, а теперь и у вас есть мой. В любой момент можете набрать меня перед тем, как вылетать из Японии соберетесь. Можем встретиться и я покажу вам свою любимую кондитерскую. Опробуете местные пирожные, а еще.. Угощу вас кофе. Заодно и расскажете, чем вся эта эпопея закончится. Хочу все узнать из первых уст, так скажем. Интересно, что они придумали на этот раз. Печалит лишь, что не смогу попробовать ваше произведение искусства. До новых встреч, Луи. — махнув рукой на прощанье, они с Ватари направляются по коридору к выходу.

На съемочной площадке вновь становится оживленно. Правда противного мужичка, по имени Кенни нигде не видать. Жаль. У Лоулайта накопилось к нему несколько вопросов, касательно его персональной коллекции сердец. За подобные шутки над людьми ради рейтингов шоу, он бы и сам с радостью запихнул ему в рот один из этих свиных органов, заставив сожрать, чтобы мега-организатор подавился своей же "шуткой".

О, конфетки!

Детектив заприметил их еще у главного входа, когда только заходили. Для гостей, видимо. Парень взял одну и закинул себе ее в рот. Кисло было, от чего лицо его перекосило на пару секунд. Вот же гадость.

Он с грустью вспоминал тот торт, что красовался за стеклом. Вот же ж.. разлучили. Все же, он и Ватари вскоре покинули злосчастное место, запрыгнув в машину.
— Эй, Вата-а-ари, а у нас еще остались те пирожные?